Екатерина Слуднева - Диадема для Золушки[СИ]

Он повернул ее к себе лицом и тесно прижал к себе. Она смотрела на него большими широко распахнутыми глазами даже слегка испугано и напряженно, и тем не менее всем своим существом тянулась к нему.

Он так и не притронулся к еде. Он утащил ее в спальню, и они долго занимались любовью. А когда успокоились, лежали уже на диване в гостиной, потому что в какой-то момент захотелось есть и было даже решено осуществить задуманное, только вот до кухни дойти так и не удалось.

— Я больше без тебя долго не смогу, — прошептала Настя, лежа на нем, потому что диван был слишком узким для них двоих, а потом еще добавила почти по слогам, — Мы больше не сможем… без тебя.

— Я тоже без тебя не смогу, — ответил он и чуть было не пропустил ее слова мимо ушей, — Настя, — настороженно позвал ее Иван.

Она потерлась носом о его грудь, даже не открыв глаза, — ага, услышал.

— Насть, а почему «мы»? — он почему-то ничего не понял.

— Потому что «мы»! — ответила она все так же, только слегка улыбнувшись.

— А «мы» — это кто?

— Это «мы»!

— Настя! — кажется, он совсем ничего не соображал, и поэтому злился.

— «Мы» — это мы! — снова сказала Настасья и приподнялась над ним, опираясь о диван.

Горел свет, и Вангог мог видеть выражение ее лица. Она была вполне серьезна и улыбалась только уголками губ. Она совсем поднялась и села ему на ноги. Он пробежал взглядом по ее телу, но так ничего и не понял, только новая волна желания стала нарастать в его теле. Он поднялся вслед за ней, обнял, лаская ее нежную кожу горячими пальцами, вновь и вновь наслаждаясь трепетом ее губ. Она остановила его руку внизу живота, улыбнулась и снова посмотрела в глаза.

— «Мы» — это мы! — шепотом произнесла она, прижимая его руку к животу.

Только теперь он понял о чем она говорит, и даже удивился, что так долго соображал.

— У нас будет ребенок? — все же пожелал уточнить Иван.

— Да, — снова шепнула она и прильнула к его губам.

И какое это было счастье узнать, что за то время пока его не было рядом, в ее теле зародилась новая жизнь — его ребенок, и значит, он станет папой!

Глава 5

Они молчали всю дорогу, и выйдя из машины в подземном гараже тоже не проронили ни слова. Они направились к лифту, и Ульяна взяла его за руку. Мартин повернулся к ней, и они улыбнулись друг другу. Они вошли в лифт, и он обнял ее, и она не сопротивлялась. Она положила голову ему на плечо, уткнулась носом в его шею и закрыла глаза, и казалось, что так ехать в лифте, прижавшись друг другу можно целую вечность.

Они лежали в объятьях друг друга на диване в гостиной и просто смотрели телевизор все так же молча. И казалось, не нужны никакие слова, и все так привычно, просто и правильно, и только так и должно быть. Они даже отключили свои телефоны, чтобы вдруг кто-нибудь не нарушил их идиллию.

Ульяна даже не помнила, когда она заснула, только проснулась она в спальне от нежного поцелуя Мартина. И она ответила ему, а когда он отстранился, открыла глаза и улыбнулась.

— Доброе утро! — тихо сказал он, и аккуратным движением убрал непослушную прядь ее волос с лица, — Вставай, родная! Уже одиннадцать. Завтрак стынет.

— Сколько? — Ульяна ужаснулась и хотела уже вскочить с постели, но поняла что без одежды, укуталась в одеяло, и с ужасом взглянула в глаза Мартину, — Почему ты раньше меня не разбудил?

— Ты так сладко спала, и я не осмелился, — он с любовью провел взглядом по ее обнаженным плечам и снова поцеловал, — А тебе нужно куда-то идти утром тридцатого декабря?

— Нет, — ответила она, растерянно глядя ему в глаза.

— Жду тебя на кухне.

Он поднялся и хотел уйти.

— Мартин! — она его остановила.

— Да, — он обернулся, стоя уже возле двери.

— Мартин, а… — Уля смутилась, опустила глаза и покраснела, — я не помню, что вчера было.

— Ничего не было, — он усмехнулся.

— А почему я без одежды?

— Потому что, когда мы приехали, — он снова сел рядом, — ты приняла душ и переоделась в мои вещи. Я же не знал, что ты и нижнее белье сняла. Ну, и когда перенес тебя на кровать, ты ведь в гостиной на диване заснула, не оставлять же было тебя спать в одежде. Поверь, для меня это было испытанием.

— И мы не занимались… этим? — уточнила Ульяна.

— Нет, любовью мы не занимались, — ответил Мартин и нежно улыбнулся, — Уверен, ты бы это запомнила.

Она совсем расслабилась и тоже ему улыбнулась, и подумала, какой он хороший. Он очень хороший. Он лучше всех. Он не разбудил ее когда переносил на кровать, не разбудил утром, потому что она сладко спала. Не разбудил, чтобы заняться любовью, хотя это наверняка далось ему не легко.

И теперь он приготовил ей завтрак. И он сейчас стынет на столе, пока она любуется Мартином, сидит укутанная в одеяло и стесняется вылезти из-под него, потому что он тоже смотрит на нее и тоже любуется. Хотя на что сейчас можно любоваться, когда еще утро, и она еще не успела привести себя в порядок, волосы взъерошены, и… Да она же с линзами спала! А сейчас перед ним без очков сидит и не щурится даже.

— А где мои очки? — спросила она.

— Вспомнила все-таки, — на его лице снова отразилась насмешка. Он вытащил из нагрудного кармана рубашки очки и протянул ей, — Держи, хотя без них ты лучше.

Он направился к выходу.

— Но без них я вижу плохо, — пробурчала Ульяна и удрузила очки на нос.

— Ты уверена? — и он ушел, а она так и осталась сидеть на постели уставившись на закрывшуюся за ним дверь.

Она откинулась на мягкую подушку и вдохнула сохранившийся в ней запах тела Мартина. Она подумала, что хотела бы провести с этим человеком всю свою жизнь, любить и лелеять до самой старости, быть любимой им, иметь от него самых прекрасных на свете детей. Сейчас это показалось ей реальным, и это оказалось самым настоящим счастьем.

Она спустилась на первый этаж.

Мартин уже сервировал стол и на этот раз положил возле тарелок ножи. Уля улыбнулась, — он понял, чего ей тогда не хватало, и от чего она чувствовала себя так неуютно.

— Присаживайся! — сказал Мартин, увидев ее.

— Мартин, я столько не съем! — как-то преувеличено-капризно сказала Ульяна, глядя на полные тарелки макарон с мясом.

— Сколько съешь, — согласился он, — не маленькая, заставлять не буду.

В его глазах, в его словах, в его улыбке было столько любви и нежности, при том, что звучали они очень просто и обыденно, как так и должно быть, а по-другому быть и не могло. И она подумала, что в ее жизни никогда ничего подобного не было, и никто не любил ее так, как он.